Топ 5 молодых поэтов Барнаула, как имидж

Накануне, без особой причины залезла по ссылке на сайт журнала «Огонёк» и наткнулась на интересную статью — «Огонек» составил пятерку самых модных российских поэтов начала ХХI века.

«То, что не убивает нас, делает нас сильнее. Казалось, что поэзия в России навсегда останется делом аутсайдеров. И вдруг интерес к поэзии снова вырос: пока только в обеих столицах —, но зато они переполнены поэтическими фестивалями и турнирами. Мало того — поэзия стала видом шоу-бизнеса. У нее появились Лица».

И вот, я подумала, а почему бы ни попытаться составить пятёрку (или сколько получится) из местных поэтов, представляющих молодое поколение и как-то претендующих на будущее. Выбирать мне пришлось из тех, кто часто появляется в Шишке на литклубе Токмакова энд Манскова, где я сама скромно и тихо сижу в уголочке, слушаю и смотрю, набираясь информацией. Второй рассадник молодой поэзии — студия Валерия Котеленца, что недавно обосновалась в третьем источнике рифмоскладывания, в Доме литераторов. Есть ещё разного рода тусовки, на которых нет-нет, да всплывёт какое-нибудь поэтическое дарование. В общем, не густо, но для моего скромного исследования пойдёт, итак:

Елена Гешелина являет собой олицетворение несчастного одиночества умной девушки, чья неразделённая любовь, есть горе от ума. Готичный садомазохизм, так можно определить её образ. Такую поэзию любят читать взрослеющие девочки с несложившимся, либо заведомо неосуществимым любовным опытом.

осень измученна и больна,
стихи выморочны и тяжелы,
и болезненность отсутствия рифм
всё сильнее сказывается на фразах,
которые я бросаю в пустоту,
в форточку,
и они превращаются в выхлоп,
в табачный дым.

Верлибр или стихопроза, понимать различие не принципиально, если хочешь понимать Гешелину. Много принципиальней быть внутренне таким же одиноким и несчастным. Цитировать Гешелину не принято, а если и пытаться это делать, то коротко не получится, она вся для чтения с листа. Только с листа проникает в тебя этот скорбный женский опыт саморефлексии. Сама поэтесса говорит и выглядит так, как её представляешь по стихам, другими словами, она автобиографична своей поэзии и наоборот. Полное отсутствие эротичности выхолащивало бы половую принадлежность стихов, если бы не изложение их в женском роде — так могут быть несчастны и мальчики. Как следствие, мнение одного моего знакомого парикмахера с нетрадиционной ориентацией — как я её понимаю — которому я дала почитать книгу Гешелиной «Антисобытие». Нужно сказать, что с самоидентификацией у Елены всё в порядке. «Антисобытие» — это невольно созданный ей образ девушки поэтессы.

Что бы там ни разносили злые языки, но поклонники творчества Елены есть и будут. По крайней мере, до тех пор, пока существуют девушки, что легко отличают Мандельштама от Брюсова и знают, кто такая Нина Симон. И, естественно, поклонники будут, пока есть одинокие и несчастные люди, кто знает, что кроме внешней красоты, важна красота внутренняя.

Дмитрий Мухачёв — таким представляешь себе поэта, что живёт в провинции с полным и грустным осознанием своей гениальности, а стихи пишет от невозможности не писать, но с подтекстом -, а кому тут всё это нужно. Так и видишь, как он, грустный и уставший, идёт по улицам города, а ветер треплет кудри его волос (обязательно кудри). Но не стоит обманываться, где-то внутри есть в нём ответ — ему это нужно и даже жизненно необходимо — жить и писать. Мухачёв элитарен, хрупок и бледен, в чём-то отрешён, в общем, поэт. Его нечастые появления на публике прекрасно вписываются в образ — он слышит тонкости воздушного эфира. Ему простительны опыты трамадола и кока-колы, потому что «… я входил в свой ноябрьский вечер…» — неужели вы не видите, что поэту плохо.

За городом есть белый лазарет.
Я там лежу — в моей спине осколок.
У смерти на меня управы нет -
Я настоящий, я не Полозкова.

Действительно, настоящий, без глянца и купюр, фотосессии ему не грозят, да и не нужны они ему, оставьте в покое человеческие душу и сердце. Он погружён в свой хрупкий мир и не зря так мало пишет о любви, это было бы слишком просто. И поклонницы творчества Дмитрия Мухачёва любят его скорее платонически и это важная деталь его образа. Часто ли вам приходилось слышать, чтобы Дима устроил скандал? Вы и не услышите, ведь он «не такой, как похабный Сыроежкин или самовлюблённый Образцов» — так сказала моя подруга, которая очень любит Мухачёва поэта.

Не нужно винить Дмитрия в мрачности. А каким он, по-вашему, должен быть, после конца прекрасной эпохи! Бродский, более отстранённый и разумный Бродский, и тот грустил, а Мухачёв — интеллектуальный неоромантик, ему не просто безысходно грустно, а ещё и отстранённо. Здесь вспоминается название его поэтического сборника «Ограда», которое точно отражает смысл такой поэзии. Исписаться ему пока не грозит, ведь в будущем, скорее всего, мы продолжим наблюдать увядание поэта за границей его мира на фоне современности. Писать об этом можно достаточно долго, грустно и красиво.

Он появился недавно и как-то отдельно от общего барнаульского культурного слоя, что объясняется его бийским происхождением. Уже успел произнести достаточно амбициозных речей и сделать несколько скандальных заявлений. Видимо, отсутствие уважения к соратникам по поэтическому цеху, часть образа, хотя знающие лично Образцова люди говорят, что и в быту он так же невыносим. Говорили, что он похож на продвинутого гопника. Говорят, что он копирует Воденникова. Говорят, что он самовлюблён больше, чем талантлив, но всё-таки говорят, говорят. Потому я решила включить в мой обзор и его.

В отличие от Мухачёва, Образцов появляется на разных литобъединениях довольно часто и много рассуждает об исключительно своём понимании разных вещей и явлений. Это раздражает. Вообще, беседовать сам с собой он может очень долго, но в присутствии обязательных слушателей. Грустные, усталые глаза, болезненный цвет лица – сразу видно, что страдал, одним словом, поэт, который из богемы. Дорогой пиджак, разговоры о парфюме и девушках в платьях — его излюбленные темы. Гоповской гламур, как образ? Поспорю с таким утверждением — слышала я одно ему посвящение, где о нём было сказано «вот сижу я один, весь эстетически верный», нужно добавить «и никого не вижу в упор с высоты своего эстетизма».

Стихи же производят сильное впечатление, когда их слушаешь в его авторском чтении. С листа они выглядят куда проще, но поклонники есть, и основная их часть — женщины. Безусловно, некоторая лёгкая эротичность поэзии Образцова, приправленная видом автора на сцене, привлекают

А потом, я расту разноцветной высокой травой,
обнимаю твои полуголые, тёплые ноги.
Я тебя оправдаю,
единственный, злой и живой
и с собой заберу с этой пыльной пустынной дороги.

и ещё

Да, дорогая, я красив настолько,
насколько ты не представляешь даже.

зазывает он тебя, но ты должна быть тоже красива и для него одного — это подразумевается. Кстати, если бы кто-то немного вдумался в строки стихов, то понял бы — заберёт он тебя с собой потом, после смерти физической, а тут лишь может одарить частичкой счастья и вспоминай это всю оставшуюся жизнь. Поэту просто некогда быть с одной женщиной, а ещё и – всегда с одной. В целом, ниша была свободна, и Иван Образцов благополучно её занял. Прорастать же цветной травой, и обнимать полуголые ноги можно не менее долго и красиво, чем медленно увядать.

Ругаться матом Василию Сыроежкину не стыдно, так же, как не стыдно приходить на культурные тусовки пьяным, приводя с собой поклонниц. Если Мухачёв — настоящий поэт, Образцов — поэт соблазняющий, то Вася живой и свойский поэт, тот, с кем можно напиться и переспать прямо сейчас, а назавтра он не вспомнит, как тебя зовут. Приход Сыроежкина в поэзию из рок-музыки определил в своё время его образ — свобода, наркотики, алкоголь, рок-н-ролл. Даже утверждать, что Василий в поэзию пришёл, будет не совсем правильно — он откровенно припёрся, без негативного оттенка в таком определении. Вы вряд ли прочтёте его стихи в «Барнауле-литературном» и других культурно выдержанных изданиях, зато в «ЛИКБЕЗе» — пожалуйста.

И я иду, куда идут,
И я молчу, когда попало.
Меня наверно не поймут,
Но мне и этого не мало.

или

И Тётю Раю убиваю -
Так и хотел,
Так и сказалось.
За что меня ведут к трамваю -
Я не чумной,
Оставьте жалость!

Сыроежкин, это поэт, не ждущий понимания, поэт, который говорит то, что хочет, когда хочет и где хочет. Он может ударить по лицу очкастого интеллигента, а потом совершенно искренне раскаиваться в грехах. Такого поэта, словно вот-вот встретишь, выходящим из подъезда и запоя. Тем не менее, именно искренность есть его главная тема. Появление такого типа поэта — вполне закономерное явление. Канонизация поэзии в провинции, её отделение от разговорного русского языка привели к прорыву в массах, к назреванию желания слушать стихи на понятном всем языке. Поэт Сыроежкин антиэлитарен по определению, можно сказать, народен. Он парень с улицы, с вашей улицы. Проехайте несколько остановок в общественном транспорте и послушайте разговорный язык простых людей, но не думайте, что Вася такой же, лишь потому, что он этим языком пользуется. Вася пользуется этим языком вполне осознанно, и в примитивности текста вы никак его не обвините, а мат… без мата образ поэта от народа был бы неискренним и ненастоящим. Так же, как он был бы неполным без скандалов и без поклонниц. Но помните – Бог любит блаженных!

Читать и слушать Вайс – немного разные вещи и это нужно понимать. Вообще, читая её стихи, представляешь другого человека, при встрече же испытываешь недолгое чувство несоответствия между представляемой и живой поэтессой. Потом вспоминаешь некоторые строки, и пазлы собираются в образ невысокой девушки, у которой уж что-что, а любовь в жизни есть, ну и ещё какие-то поводы для радости. То что она пишет о любви и только о любви – это ещё не всё – Вайс пишет о любви во что бы то ни стало. Здесь сразу проговариваются цветаевские интонации

Это в венах моих вино
Недостаточно настоялось…

или

Полочка снизу, плацкарт, печенье.
Жизни хотели, а вам – усталость…

Правда Цветаеву я вспомнила скорее для того, чтобы сразу обозначить тон образа поэтессы, а не обвинить Александру в эпигонстве. Приятно думать и верить в продолжение традиции в женской поэзии. Образ Вайс поэтессы – это любящая женщина, со всей её жертвенностью во имя любви, но, в отличие от Цветаевой, речь идёт о чём-то обволакивающе-мягком, а не страстно-скорбном. В этом образе много женского, а иногда – девчачьего, но всегда любовь конкретна и предполагает вполне реального и живого мужчину. У Гешелиной, например, объект любви абстрактен и невозможен в реале, скорее, неосуществимая мечта.

Сплетен вокруг имени Вайс вполне хватает, но все они в рамках культурной поэтической морали, которая, как известно, отличается лояльностью, если встаёт вопрос настоящей любви. Кроме того, это придаёт созданному имиджу пикантность, чего часто не хватает провинциальным поэтессам. В любом случае, веришь, что она расскажет тебе о своём одиночестве по-доброму, без так надоевшего нытья и намёков на суицид. Как женщина, я очень понимаю эту поэзию во времена катастрофической нехватки мужчин. Александра Вайс пишет о любви, такой, какая она есть у многих современных женщин, а писать о любви можно, до тех пор, пока ты по-доброму или как-то иначе, но всё-таки одна.

Послесловие

Оценивать творчество вышеприведённых авторов я не собиралась, так как цель моего маленького исследования – созданные ими образы поэтов. Может быть, стоило написать и о других, но, повторюсь, я писала об образах, которые я смогла наблюдать и слышать сама, вживую. Делать какие-то заключения, видимо, ещё рано.

Ольга Арбатова, филолог и исследователь-любитель